Двадцатого ноября 1948 года было принято постановление Политбюро ЦК ВКП(б) – “Утвердить следующее решение Бюро Совета Министров СССР: ...немедля распустить Еврейский антифашистский комитет, так как, как показывают факты, этот Комитет является центром антисоветской пропаганды и регулярно поставляет антисоветскую информацию органам иностранной разведки. В соответствии с этим органы печати этого Комитета закрыть, дела Комитета забрать. Пока никого не арестовывать.” На следующий день были закрыты газета «Эйникайт» и книжное издательство «дер Эмес», проведены обыски и изъятие бумаг в помещении ЕАК на Кропоткинской улице в Москве, в мемориальном кабинете Михоэлса в ГОСЕТ, в редакции газеты, в издательстве, рассыпаны наборы подготовленных к печати книг. В декабре 1948 года начались аресты членов ЕАК. В январе 1949 года статьёй «Об одной антипатриотической группе театральных критиков» была начата антисемитская кампания борьбы с “космополитами”. В июле 1952 года состоялся закрытый процесс “по делу ЕАК”; помимо тринадцати, расстрелянных по приговору суда, ещё десять человек из общего числа более 120 арестованных получили высшую меру по приговору “особого совещания”. В ноябре 1952 года в Чехословакии прошёл процесс по “делу Сланского” – бывшего до 1950 года Генеральным секретарём компартии Чехословакии и до 1951 года вице-премьером правительства Чехословакии; из 14 осуждённых 11 были евреями, из 11 повешенных – девять; им инкриминировалось предательство, работа на иностранные разведки, подготовка убийств руководства страны и военного вторжения с Запада; аналогичные процессы с явно выраженной антисемитской окраской прошли и в ряде других стран “народной демократии”. 13 января 1953 года было опубликовано сообщение ТАСС о раскрытии “террористической группы врачей, ставивших своей целью, путём вредительского лечения, сократить жизнь активным деятелям Советского Союза...” В тексте сообщения упоминалось также имя “известного еврейского буржуазного националиста Михоэлса”, через которого “врачи-убийцы” получали директивы “об истреблении руководящих кадров СССР”.   

Но вернёмся несколько назад. Фантастическая одиссея Давида Реубейни и Шломо Милхо – их путешествие через всю Европу, переговоры с папой и коронованными европейскими властителями об организации “еврейского воинства” для участия в совместном освобождении Палестины - невольно вызывает в памяти создание в годы Первой мировой войны Зеевом Жаботинским и Иосифом Трумпельдором “Вольной сионской дружины” в составе британских войск. В 1915 году Жаботинский писал Горькому: “В Египте из палестинских изгнанников мы устроили батальон, который теперь находится с англичанами в Дарданеллах; я получил принципиальное согласие английского военного министерства на образование еврейского контингента для участия в оккупации Палестины... План такого легиона рассчитан, конечно, не на материальный количественный эффект, а на моральный...” Корней Иванович Чуковский, подготовивший в 1917 году к изданию в России книгу об этом “еврейском отряде”, писал в Предисловии: “Мечта о Палестине – их религия, их культ. Кроме этой мечты, у них ничего нет. Их сердца намагничены ею, как некогда сердца крестоносцев... Палестина для этих людей – центр всего мироздания; они, как лунатики, заворожены Палестиной, и стоило бы кинуть клич, стоило бы вместо Галлиполи, повести их в Сионскую землю, и со всего мира стеклись бы бойцы: из Америки, Италии, Швейцарии, из России, из Скандинавских стран, отовсюду.” Говоря об Иосифе Трумпельдоре, Чуковский так характеризует его: “предо мной обрисовался упрямый упорный характер, цельная душа, монолитная, для которой желать – это значит достигнуть, которая не может исповедовать какие-нибудь идеалы, не отдавая им всю себя, без остатка. Пусть мечта таких людей утопична, несбыточна, тем ревностнее они ей служат, несмотря ни на что, вопреки всему. Он из того самого теста (или, вернее, гранита), из которого делаются великаны истории” (Е. Иванова «Чуковский и Жаботинский», Москва-Иерусалим, 2005). Звучит так, как будто это сказано о Реубейни и Молхо.

По одной из версий, побудительной причиной убийства Михоэлса было как раз то, что, как пишет, например, Наталья Александровна Тихомирова (дочь физика академика А.И. Шальникова, в доме которого Михоэлс бывал, хотя и не был с ним столь близок как с Л.Д. Ландау и, особенно, П.Л. Капицей), “Михоэлс был сторонником эмиграции и создания Еврейского государства в Палестине; мало того, он хотел объединить желающих эмигрировать евреев, стать своего рода Моисеем”. В конце декабря 1947 года в зале Политехнического музея отмечалась тридцатая годовщина со дня смерти писателя Менделе Мойхер-Сфорима. В своём вступительном слове, вспоминая спектакль «Путешествие Вениамина III» по роману Мойхер-Сфорима, Михоэлс сказал, вызвав бурную овацию в зале: “Вениамин, отправившись на поиски Земли Обетованной, спрашивает встреченного им по пути крестьянина: “Куды дорога на Эрец Исроэл?” И вот недавно с трибуны Организации Объединенных Наций товарищ Громыко дал нам ответ на этот вопрос!” По мнению Н.А. Тихомировой, “хорошо знакомый с истинным положением евреев в Советском Союзе, разделявший идею создания Израиля, Михоэлс всей душой поддерживал исход... Сталин понимал, что убить Мастера означало обезглавить нацию. После этого с евреями можно было делать что угодно. Такова была цель вождя.” Всё это звучит достаточно правдоподобно, но далее Тихомирова пишет: “убеждена, что находясь в США, Михоэлс обсуждал возможность эмиграции советских евреев, если будет создано Государство Израиль. Вот за это Михоэлс и был убит. К сожалению, мы сейчас не располагаем документами по этой проблеме. А ведь сохранились где-то отчеты Михоэлса о поездке в Америку, стенограммы его бесед в Штатах. Когда-нибудь они будут введены в научный оборот, и нам станет все понятно”.

Поездка Михоэлса вместе с Фефером в США, Канаду, Мексику и Великобританию состоялась в 1943 году, в разгар Мировой войны, когда исход её ещё был далеко не ясен. До образования Организации Объединённых Наций и, тем более, создания государства Израиль было ещё очень и очень далеко, и очень маловероятно, чтобы тогда кто-нибудь стал обсуждать вопрос об эмиграции туда советских евреев. Кроме того, Михоэлс, который как художественный руководитель ГОСЕТ, председатель ЕАК, член Верховного Совета СССР, член Комитета по присуждению Сталинских премий и т.д. был вхож в круги, приближённые к власти, вряд ли мог тешиться иллюзиями о возможности свободной эмиграции для советских евреев при Сталине. Ну и, наконец, есть довольно серьёзные основания сомневаться в том, что Михоэлс, несомненно восторженно отнесшийся к самому факту появления на карте мира еврейского государства,  рассматривал эмиграцию в Израиль как неизбежность и необходимость для всех евреев и для себя лично, собирался “стать своего рода Моисеем”. Но это совершенно отдельный вопрос. Не надо забывать, что для Михоэлса, как и Маркиша, Бергельсона, Гофштейна, Квитко, Галкина и других, отъезд в Израиль означал бы практически окончательный отказ от надежд на восстановление ашкеназийской, идишистской культуры, на сохранение “маме лошн”.

В своих воспоминаниях Анастасия Павловна Потоцкая пишет: “Мне запомнились его споры с Бергельсоном. Михоэлс убеждал его в том, что Реубейни предотвратил гибель европейского еврейства, был символом надежды, веры...” Мне кажется, что именно опираясь на образ Давида Реубейни и на собственный опыт, опыт переговоров в Америке и Европе о поддержке СССР в войне с нацистской Германией, об открытии Второго фронта, Михоэлс видел основную задачу, в том числе и свою лично, в нахождении взаимопонимания, в объединении сил еврейства и Западного мира в совместной борьбе против общего врага – будь это оттоманский султан или Гитлер, или... Михоэлсу был свойствен именно глобальный, истинно “космополитический” взгляд на мир, историю, культуру, соизмеряемую им по Библии и по Шекспиру. Как писал Маркиш в последних строчках стихов «Михоэлсу – негасимый светильник» -

В бескрайний небосвод, в грядущее - вперёд! 
Всем человечеством, как в золотой гондоле!

В моём понимании, эта идея, эта позиция Михоэлса была для Сталина гораздо более ненавистна, чем любая другая, и, в конечном счёте, более неприемлема, чем даже, скажем, идея всеобщей эмиграции евреев в Израиль.

Прошло 485 лет с появления на сцене европейской политики Давида Реубейни, восемьдесят пять лет, как был написан роман Макса Брода, более 60 лет со времени несостоявшейся постановки «Принца Реубейни», гибели Михоэлса, создания государства Израиль. Но и сегодня миссия Реубейни в противостоянии новым Сулейманам кажется не менее значимой и необходимой.